Ещё раз о верховенстве международного права (реплика)

Недавнее заявление главы Следственного комитета России А. Бастрыкина по этому вопросу собрало многочисленные, не менее острые, чем заявленный тезис, комментарии. «В Конституции РФ оказалось положение о безусловном приоритете норм международного права над национальным законодательством, тогда как в других государствах действуют более гибкие механизмы. И практика показывает (особенно международные события последнего времени), что указанное положение работает против интересов России, умело используется западными оппонентами»,- эту цитату из его доклада растиражировали все ведущие информационные агентства. Мы также решили взять слово в этой дискуссии, чтобы выразить точку зрения тех, кто считает, что вопрос о статусе международных договоров в российском национальном (внутригосударственном ) праве следует рассматривать как вопрос технический и, соответственно, имеющий свое техническое решение.

Полагаем, что такой подход является более плодотворным, нежели развернувшаяся полемика с упором на политико-дипломатические аспекты. В этой связи отметим, что положения подобные тем, что содержатся в подвергаемой критике статье 15 Конституции РФ, можно найти,например,в конституциях США , большинства стран Латинской Америки и Западной Европы, воспринявших монистическую доктрину, позволяющую автоматически вводить нормы договоров и оперировать ими в национальном праве. В других, дуалистических (при всей условности этого деления) странах-к их числу можно отнести Великобританию, страны Британского содружества, скандинавские страны, наконец, бывший СССР-в их национальном праве международные договоры не обладают силой правовой нормы. Для проведения «в жизнь» принятых этими государствами международных обязательств требуется иная техника-специальное (имплементационное) законодательство, варьирующееся от объемных законов до простых ссылок законодателя на имплементируемый международный договор. То и другое имеет известные достоинства и недостатки и вряд ли возвращение к привычному с советских времён дуализму поможет преодолеть многочисленные трудности в применении международных договоров, с которыми на практике сталкиваются российские юристы, как, впрочем, и лишить «западных оппонентов»возможности манипулировать международными инструментами.По нашему мнению, следует не столько критиковать якобы ошибочный выбор в пользу монистической доктрины, сделанный в 90-е, столько пытаться исправить нынешнее положение дел, когда во всех случаях применения международного договора судьей, разрешающим спор, чиновником принимающим административное решение или гражданином, защищающим свои права ,- для всех для них единственным источником, который можно привлечь,остается всё та же 15-я статья Конституции и ограниченное дублирующее её законодательство. Как определить действие договора в пространстве или по кругу лиц, если сам договор не ясен в этой части? Допустимо ли применение договора, когда его предмет выходит за рамки компетенции правоприменительного органа? Или когда договор основан на взаимности? Кто может установить имеет ли место взаимность? Должен ли судья отдавать приоритет правам, основанным на договоре перед правами, основанными на внутреннем законодательстве? Надёжные ответы на эти и многие другие вопросы может дать лишь разветвлённое законодательство, последовательная судебная практика и согласованная дипломатическая деятельность при ведении переговоров и заключении международных договоров. Наличие такого арсенала дипломатических и правовых средств позволяет под эгидой любой из упомянутых доктрин получать удовлетворительные правоприменительные результаты, при которых государственные интересы, индивидуальные права и добросовестное соблюдение международных обязательств,– все эти факторы оказываются сбалансированными. Так, например, суды монистической Германии никогда не допускали прямое приме-нение основных положений ГАТТ, поскольку считали их недостаточно ясными для этих целей. С другой стороны английские судьи, классические дуалисты, сталкива-ясь с пробелами или коллизиями в английских законах, без колебаний обращались к Европейской конвенции о правах человека, чтобы не допустить нарушения обяза-тельств, принятых на себя Великобританией в рамках этого международного дого-вора. Ясно, что для всего российского юридического «цеха» здесь остается ещё слишком много работы и вектор, определяющий направление, в котором она должна вестись, указан Конституцией РФ. Исходя из заявленных мотивов, мы уверены, что этот вектор нельзя изменять .Тем более мы не должны ставить под сомнение верховенство(приоритет)международного права. Возможно, что те, кто в ходе полемики высказался в подобном ключе, просто допустили терминологическую неточность. Но и в этом случае её надо решительно исправить, поскольку затронутыми оказываются глубокие правовые традиции России. Очевидно, что прио-ритет международного права прямо связан с главной его функцией - определять границу, где заканчивается действие (юрисдикция)одной национальной правовой системы и начинается действие другой. В этом смысле международное право пред-ставляет собой неуязвимый для национальных законодателей феномен, определяющий и современные международные отношения и то, как они будут складываться в сколь-нибудь обозримом будущем. России всегда принадлежала ведущая роль в определение «духа и буквы» международного права. Гаагская конференция мира, утвердившая принцип мирного разрешения международных споров и заложившая основы гуманитарного права; Нюрнбергский суд народов над фашизмом; основание ООН и всеобъемлющая правотворческая деятельность в рамках этой организации,– все это великие примеры утверждения Россией верховенства международного права. К сожалению,начиная с 90 -х годов, в международном праве получили толчок его фрагментация, антагонистическое взаимодействие с так называемым «мягким правом» и другие негативные процессы, которые уже привели к попыткам демонтажа сложившейся системы поддержания международного мира и безопасности; утверждению двойных стандартов в отношении права народов на самоопределение(пример Косова и Кры-ма);превращение санкций из орудия поддержания права в орудие его нарушения и т.д.Как должна реагировать на эти вызовы международно-правовая доктрина Рос-сии? Какой вообще она должна быть в современном, быстро изменяющемся мире? Российская юридическая общественность, по-видимому, давно подошла к обсужде-нию этих тем, поэтому настоящую реплику мы предлагаем рассматривать в качестве приглашения к такой дискуссии.